Глава первая

Надо же такое случиться. Гинеколога посадили в тюрьму в эпоху благополучия и застоя. А произошло это так.

Поступает по «скорой» в стационар с диагнозом дисфункциональное маточное кровотечение молодая женщина. Как обычно, опрашивает и осматривает врач гинеколог тоже молодая, хорошо сложенная, высокая женщина. Во время опроса выясняется, что больная из Грузии и имеет направление в институт акушерства и гинекологии для обследования и лечения. Что она истратила много денег на лечение по месту жительства и ещё больше для получения направления в Москву. Молодая гинеколог намотала информацию на несуществующий у неё ус. Раз больная потратила много, значит, у неё остались деньги для института, а упускать такую золотую рыбку было бы просто глупо.

— Милочка! — так она обращалась ко всем больным независимо от их возраста, — Я могу вас полностью обследовать и лечить, и всё это будет в лучшем виде. После небольшой паузы она на бумажке написала «300» (это две с половиной врачебной ставки). — В противном случае произведём выскабливание, и выпишем через два-три дня.

Всё шло, как по маслу. Не подмажешь — не поедешь. Больная поняла очень тонкий намёк доктора и всего лишь попросила позвонить родственнице, чтобы та принесла деньги утром. Расставались, мило улыбаясь друг другу до следующего дня.

В приподнятом настроении доктор обход закончил раньше обычного, ожидая почтовый конверт с приятным содержимом. Письмо уже летело к адресату с пометкой «Вручить лично». Было ей интересно знать, в каких купюрах написано долгожданная весточка. Если по сто, то это солидно, ну, а по десять, то конверт может порваться в самый неподходящий момент, во время чтения. Кстати эти события происходили задолго до Павловской денежной реформы. Время тянулось, как нарочно, так медленно, что доктор каждые пять минут поглядывала на часы, стараясь как бы ускорить начавшейся процесс. И вот свершилось. Весточка к неудовольствию героини, была свёрнута в трубочку перетянутую резинкой, в советскими банкнотами по десять рублей. Схватив денежный рулончик, она ринулась в ординаторскую, не зная, сколько там рубликов, и куда спрятать.

Немного успокоившись, доктор начала заниматься обычными врачебными делами: писать истории болезни, готовить к выписке больных на завтра и другая текучка. Но руки чесались от жадности, да и вообще приятно пересчитывать даже засаленные купюры, когда их особенно много. Ординаторская опустела, коллеги ушли на операцию, медицинские сёстры на своих постах. Руки сами собой тянутся к деньгам и тащат всё тело с одурманенной головой. Судорожно срывая резинку с рулончика, она сделала неверное движение, деньги развернулись и рассыпались по полу. Чего боялась, то и случилось. Она ползала на коленях, собирала ещё не заработанные купюры, и заодно считала, а их оказалось двадцать девять. Где тридцатая десятка? Холодный пот прошиб всё тело. Снова пересчитала. Может, ошиблась больная или десятку дала сестре тоже авансом. Да шут с ней с десяткой 29 тоже неплохо. Она аккуратно расправила деньги, перетянула резинкой и спрятала под бюстгальтер. Всё будет хорошо, и стала собираться домой.

Тепло «весточки» согревало не только её большую грудь, но и весь организм. Фантастические мысли заполняли мозг. Как и когда потратить, то, что так её согревает.

Вой сирен и «кряколок» вернули доктора в действительность. Она подошла к окну. На территорию больницы въезжали четыре милицейских «Жигулёнка». «Видимо, что-то случилось» — подумала уставшая, но счастливая доктор.

Захват века был молниеносен. Омоновцы с автоматами перекрыли все выходы. В коридоре послышался громкий топот армейских подкованных сапог. «Верно, проводят учения по освобождению заложников или антитеррористическая операция» — снова подумала она, и в душе похвалила милицию за оперативность и чёткость. Как только доктор открыла дверь, двое омоновца затолкали её в глубь комнаты, и надели на беленькие ручки далеко не золотые браслеты. Затем в ординаторскую вошёл мужчина в штатском, сам сел и попросил её последовать его примеру.

Мужчина представился, что он старший следователь по особо важным делам, и что Вы подозреваетесь в получении взятки в размере трёхсот рублей, и наша задача найти помеченные и переписанные купюры.

— Будьте любезны — обратился к вошедшей женщине тоже в штатском, — Проверьте руки у задержанной.

Сотрудница достала прибор с ультрафиолетовым излучателем, направила его на растопыренные ладони доктора, которые засветились холодным, но приятным светом. Ну, теперь необходимо обнаружить все «300». Он внимательно осматривал помещение, ища возможный тайник, так как в сумке денег не обнаружено, а сама задержанная отрицала наличие их. Обыскали рабочий стол, шкаф, заглянули под телевизор, за шторы. Безрезультатно.

Искали все. Доктор сидела, ни один мускул не дрогнул на её лице, всё время поправляла причёску, и следила за происходящем. Один омоновец случайно зацепился ногой за сменную обувь, то есть за тапочки, которые выскочили на середину комнаты, что вызвало дружный хохот. У нас всегда смеются, когда у кого-то неприятности, мы все добрые.

Следователь прервал веселье. Тапочки его заинтересовали больше тем, что под одним из них торчал уголок бумажки бледно-красноватого цвета. Он встал и шутливым тоном спросил: «Это чей туфля?» ему в том же тоне вторила доктор: «Это мой туфля». С улыбкой на лице, следователь поднял тапочек, перевернул его подошвой вверх, и все увидали прилипшую к ней красную десятку.

Сотрудница взяла купюру, облучила её прибором и тотчас на ней проявилась надпись «взятка». Всё стало ясно, но только доктор продолжала утверждать о своей невиновности. Следователь предложил мужчинам выйти, и пригласить понятых. Желающих присутствовать при обыске оказалось больше чем необходимо. Мы все любим чужое «жаренькое», мы все добрые.

Понятые из числа больных с любопытством смотрели на своего врача, она даже глазом не моргнула, надеясь на успешный исход процедуры, забыв, что только что хвалила милицию за чёткую работу.

Сотрудница быстрыми движениями рук расстегнула бюстгальтер, и тёплая пачка денег упала на холодный пол, после чего восстановила туалет. Понятые, недовольные краткостью процедуры, подписали протокол обыска, и вышли в коридор. Толпа больных забывших свои недуги и прочие зеваки обступили их и набросились с вопросами. Как? За что? Сколько? Нам всегда интересно.

Эти же вопросы интересовали и следователя, который уже расположился за рабочим столом гинеколога.

— Итак, Фамилия, Имя, Отчество? — спросил доктора сотрудник правоохранительных органов. Она назвалась. Мы по этическим соображением не публикуем полностью ФИО, знаем, что звать её Вероникой, но можно называть просто Верой. Так и будем. Она ответила на все вопросы, не забыла упомянуть, что член партии и имеет несовершеннолетнюю дочь. Вера посчитала, что последнее смягчит её участь. Следователь закончил писать протокол с её признанием, а она, молча, его подписала. Затем, он собрал помеченные деньги и присовокупил к протоколу, встал, и на ходу приказал охране, чтобы они уводили задержанную в машину. Вера посмотрела на наручники и попросила их снять, хотя бы до выхода из больницы. Следователь дал знак омоновцу, и вышел первым в коридор. У лифта наша группа столкнулась с врачами, возвращающимися из операционной. Вера скороговоркой просит у коллег справку о её беременности, чем вводит их в ступор. Лифт уносит нашу героиню вниз, почти на дно.

Через пятнадцать минут, а может ещё раньше, вся больница гудела, обсуждая происшествие, не взятку, но сам арест. Был срочно издан приказ об увольнении Веры. И коммунисты поспешили с исключением из партии. Всё это было, как всегда, противозаконным актом.

В течение месяца в больнице забыли про благодарности больных: ни цветов, ни коньяков, а уж деньги ни-ни. Время лечит, и, слава Богу. Постепенно всё утихомирилось. Больные и сотрудники излечились. Жизнь потекла своим чередом.

Следствие длилось удивительно короткое время, и слушание было назначено через три недели после ареста. На суде не было ни одного сотрудника больницы. Мало ли что. Зачем светиться.

На суде адвокаты сумели перевести статью о взятках на поборы лица, не занимающего руководящую должность. Стало быть, наказание возможно более мягким. Вера надеялась на два года условно. В процессе слушания судья и прокурор вспомнили, что подсудимая три года назад, уже была осуждена за такое же деяние, но условно. Тогда же исключена из партии, и ей пришлось писать на съезд КПСС с просьбой восстановить в стройные ряды, что она осознала свою ошибку, что оступилась, и товарищи по партии помогут ей вернуться к честной жизни. Не помогли. Не могли. Не хотели. Сами такие же.

В общем, приговор прозвучал из уст судьи неутешительный — «Лишение свободы на срок два года с отбыванием наказания в колонии общего режима».

Продолжение следует