Глава вторая. 

У Веры началась жизнь, полная переживаний, унижений, в чуждой обстановке и окружении. Колония находилась ближе к северному Уралу, нежели к Москве. Встретили её в колонии, как обычно, с подозрением, может подсадная «утка». Эта «утка» не походила даже на жареного цыплёнка. Место ей определили сразу, но не у окна, да и роба не очень подходила по её фигуре. В глубокой депрессии Вера легла на кровать, вернее нары, но заснуть не могла, как и несколько ночей подряд. Сокамерницы достойно оценили её поведение, и не о чём не спрашивали заключённую. Определили Веру на тяжёлые работы, в столовую. Подъём в шесть, резка чёрного хлеба, раздача пищи, сбор посуды и её мытьё, подготовка котлов к приготовлению обеда, снова мытьё посуды и подготовка к ужину. И так каждый день с шести до десяти вечера. Всё бы хорошо, если бы не на двести заключённых, и вольнонаёмной шеф-повара, которая уносила домой продукты и так скудного довольствия.

За первый месяц каторги, Вера не высказала неудовольствия, ни одной жалобы, и полностью влилась в криминальный мир. Уважения не было, там никого не уважают, но, по крайней мере, её не били, и не отбирали посылки, что бывает редко. Поводом первой ходки Веры никто не интересовался, да и так все знали. Информацию о других сокамерницах она получала полушепотом от других осуждённых, сроки у которых были в пределах от 2 лет до 10.

Однажды после отбоя в камеру вошла надзирательница и в приказном тоне крикнула: «Верка, на выход без вещей». От усталости она еле передвигала ноги, но приказ есть приказ. Вера ещё не знала, что её ждёт, но собралась морально и физически, кто-то сунул ей в руки коробку конфет, и покинула камеру.

Её ждал начальник наружного караула, майор, полный небольшого роста, умеренно лысоват, со слюнявыми губами. Одним взглядом оценил молодую, статную женщину, и пригласил её присесть на табурет.

— Вы достойно выносите тяготы тюремной жизни, прилежно работаете в столовой, не конфликтуете с персоналом и осуждёнными, и, надеюсь, так будет и дальше. Знаю, что вы надеетесь на условно досрочное освобождение. Правильное поведение это хорошо, но этого мало, необходимо найти взаимопонимание с руководством колонии — начал вкрадчивым голосом майор. Он подошёл к Вере сзади, положил руки на её плечи, и его губы приблизились к её волосам. Она повернулась, и вопросительно посмотрела ему в глаза. Майор сказал:

— Да, да это ключик к твоему освобождению — и его руки стали опускаться значительно ниже её шеи, — вы хорошо сделали, что пришли с конфетами, и сейчас мы попьём чайку, и, потирая руки, включил электрочайник.

Пили, молча, и напоследок процедил, что карцер может очень повредить особенно УДО, а повод всегда найдётся, как впоследствии у Ходорковского. Не так посмотрели, утеря казенного имущества, вот и карцер. Вера пыталась взвесить, что за, что против, и во что обойдётся, и не обманет ли слюнявый майор. Она допила чай, так и не попробовав конфет. Мне нужно подумать, возможно, у меня будут вопросы и просьбы. Начальник встал, с довольной улыбкой вызвал охрану.

Вера, еле волоча ноги, вернулась в камеру, никто не спал, но и не задавали вопросов. Легла на своё место, заснула мёртвым сном с кошмарами и воспоминаниями по дому, по работе. Проснулась до общего подъёма, стала собираться на кухню. В дверях её остановила охранница, сообщив, что с сегодняшнего дня она работает швеёй-мотористкой, как и все сокамерницы. Вера вернулась, присела на койку. План майора в действии. Лёгкая работа…

В камере кроме неё было семь женщин, разного возраста, от двадцати до пятидесяти пяти. Сроки заключения от двух до восьми лет. Самая пожилая получила восемь за убийство мужа алкоголика. У неё вялотекущий туберкулёз лёгких, как говорят медики, но по всему видно, что конечная стадия написана на лице. Её периодически кладут в лазарет, просто так для отдыха, потому, что лечить нечем. Когда-нибудь её госпитализируют, но не вернут в камеру.

Приступила Вера к шитью рукавиц, а впоследствии, если освоит машинку, допустят до бушлатов, хотя, на свободе она обшивала себя и дочку. О своём умении решила умолчать, пусть думают, что она впервые села за машинку, и усердно учится. В цеху было достаточно шумно, но перекинуться парой фраз можно, без ущерба для работы.

Напарница-наставница в двух словах объяснила устройство швейной машины, передала Вере заготовки. Первый блин был комом, наставница её успокоила: «Научишься». На пятой паре прозвучала похвала.

— Меня звать Настей, и сидеть ещё три года — начала разговор напарница. Она поведала, за что попала в колонию, и что майор использовал её, как новенькую, и в конце концов обманул. Все осужденные прошли через руки, и не только руки начальника охраны, но никто не получил УДО. Через два-три месяца каждая получала карцер, а это отодвигало освобождение на неопределённый срок. Все жители нашей камеры озлоблены, но ничего не могут сделать, чтобы отомстить слюнявому майору. Вот если бы могли забеременеть, то возможность УДО или амнистии была бы реальной. Начальник, зная это, тщательно предохранялся, и тем более не давал свидания с мужьями и женихами, а у нас был муж только у одной девочки. Чахоточную женщину он не трогал, боялся заразиться, да и возраст после пятидесяти его не устраивал. Через три-четыре месяца майор боялся и новеньких, они за это время могли тоже заразиться. Вере предстояло пережить ад унижений в течение нескольких месяцев. Выдержит она?

Так она превратилась из вымогателя во взяткодателя, только рассчитывалась не деньгами, но своим телом. Поняла ли Вера, разницу между той больной, своей участью и мерзким начальником?

После работы на кухне, быть швеёй сущей рай. Вера практически не уставала, но зато не было душа, как на кухне. Вера обдумывала, какой должна быть месть за всех женщин, и решила обсудить свои мысли в камере. Поначалу, к её предложению отнеслись недоверчиво, уж больно опасно и малоэффективно. Недели для размышлений было достаточно. Все за это.

Суть предложения сводилось к следующему: Вера, рискуя здоровьем, доставляет в камеру мужское семя, оплодотворяет обманутых женщин, и через какое-то время пишут жалобы в прокуратуру. Результат – майора снимают, отдают под суд, а беременных амнистируют. Всё хорошо только как передать жалобы прокурору, вся переписка проходит через майора, а он не даст ход этим писулькам. Заключённые приуныли.

— Верка, на выход! — звучно прозвучал голос надзирательницы. Все посмотрели в сторону очередной жертвы. Вера собралась с мыслями, скинула фуфайку, и вышла из камеры. Он ждал её с нетерпением, дважды прикладывался к бутылке с водкой, и когда появилась она, предложил ей стопку. Вера выпила для того, чтобы ни так чувствовать унижение и омерзение. Майору показалось, что такое поведение арестантки хороший знак. Немного захмелев, он начал разглагольствовать, как тяжело всем живётся, мало платят, работа трудная, и так расслабился, что чуть не заплакал алкогольными слезами.

Вера напомнила ему, что у неё есть просьбы и пожелания. Он поднял уже отяжелевшую голову и внимательно, как мог, стал слушать. Под конец её речи, он понял, что без уважения надзирательница назвала «Веркой», что перед свиданием и после необходим душ, для гигиены нужны пара спринцовок. Он вызвал надзирательницу, и, спотыкаясь, на словах, сообщил ей, что при вызове осуждённой, называть её Вероникой Васильевной на помывку. Кроме того, выдать, что просит Вера, и организовать ей до и после допроса душ. Она ответила: «Будь сделано».

За это время произошли существенные изменения в камере, где находилась Вера. Во-первых, увезли осуждённую с туберкулёзом, так и не вернули её, а её постель автоклавировали, и сделали дезинфекцию. Два дня её место было пустое, и все ждали новое поступление. Кто поступит на новенького? Поступила. Как только вошла в камеру она объявила:

— Я проститутка, ограбила клиента на 500 долларов. Кто будет моим мужем? Дали три года. Жду предложения. К её сожалению лесбиянок не оказалось, а она так надеялась. Веру Васильевну приглашали каждые три дня, он дежурил по графику. Душ, помывка, душ. Майор угощал шоколадом, водкой «жадина на коньяк», слюнявил её шею, гладил по волосам, говорил, говорил, говорил…

В этот раз Вера собрала семя со своих рук, и тотчас упаковала в свою маленькую спринцовку, которую согревала своим телом. Майор отпустил Веру, довольный, пьяный и добрый.

Девочки ждали помывки, никто не спал. Вера, а теперь Вероника Васильевна принялась к оплодотворению жаждущих УДО. Учитывая цикл, она ввела то, что необходимо для зачатия в то место, которое предназначено природой. Девочки накрыли стол, был чай с конфетами и чёрным хлебом. Вера составила график потенциальных мамаш, но поставила условия, чтобы каждая соблюдала режим, который необходим для полноценного вынашивания ребёнка. Как гинеколог она была достаточно грамотным врачом.

Продолжение следует